Следуя по аллее между инженерным домом и артиллерийским цейхаузом, Папирус вычленил среди деревьев клен и никак не мог понять: где ольха, где тополь. Папирус повернул налево, прошел мимо гауптвахты, миновал Невские ворота с их уровнями наводнений и оказался на комендантской пристани. Минуту-другую Папирус любовался, как Метеор разворачивается, чтобы пришвартоваться у пристани. Белый Метеор, сияя солнечными отражениями-бликами, заглушил свои двигатели. На пристань вышло всего пять человек (ни одного иностранца), зато на причале стояло порядка тридцати человек (одни иностранцы), готовых отправиться в путь по водной глади Невы, Финского залива в гавань Петергофа.

-Упустил, - подумал Папирус, - на десять минут бы пораньше. Не ехать же с этими лягушатниками в Петродворец. Это, конечно, не америкосы.

-Вчера мы с Юрой с одной матери 500 рублей сняли, - рассказывал Мэрин, - Мы ее за ногу привязали веревкой и спустили с балкона 14-го этажа. Все мать отдала. О, Папирус! Сегодня девчонки папиры курить будут?!

-Надо думать, Мэрин, - ответил подошедший к кампании Папирус, снимая с себя одежду, -Мухомор, ты мне обещал кассету Джими Моррисона.

-У меня Джими всего одна. Вон у Френчъа со вчерашнего трейда куча долби кассет. Френчъ, продай ему на выбор рублей по 6.

-Мухомор, ты мне, конечно, дольщик, - лениво отозвался Френчъ, - только для Папируса (если ты ему обещал) продам по 6 руб. Долби, вообще то, по 12 идут. Выбирай, Папирус.

-Ребята, может на Кирова сегодня сходим на Зенит, - предложил Ильинский.

-Да ну, - сказал Хайер, - Что на этих алкашей смотреть. Я вчера в Демьяновой ухе (знаете рыбный ресторан на Горького) Чухлова видел, в доску пьяного. В прошлом чемпионском году помните, как он Спартаку две баночки со штрафного положил в Москве. Дасаев ничего сделать не смог. Наши выиграли 3:2.

-Хайер, это Желудков был, - возразил Мэрин.

-Какой Желудков? Чухлов это был. Левой он забивал.

-Давай поспорим на 100 рублей, что Желудков, - предложил Юра-борец.

-Давай, - ответил Хайер. – Ставлю часы свои японские Сейко. Они как раз сотнягу стоят.

-Я первый был, Юра, - возмутился Мэрин.

-Все. Поздно. Папирус, разбей.

Хайер с Юрой-борцом скрепили спор рукопожатием. Папирус разбил.

-Мудак ты, Хайер, - сказал Папирус. – Проиграл часы. Пойду искупнусь.

На Галере Папирус встретился с Витькой-кидальщиком. Они решили прошвырнуться по Невскому до Климата и зайти в Кавказский. По дороге на углу Думской им попался Пупо с двумя своими земами из Таджикистана. Пупо предложил купить у Папируса Свотч с египетскими картинками за 60 рублей. Папирус хотел 80. Сговорились на 70. К кампании подошли молодые финские парни Акоп с Чижом.

-Вайта раха? - спросил Акоп, - Папирус, сегодня девчонки папиры курить будут? Приходи ночью на набережную к Дворцовому. Девчонок понасилуем. Вся наша финская команда будет с Сенной.

-Пупо, что ты как итальянский лох одеваешься? – рассмеялся Чиж, - Косишь под итальянца, а сам клетчатые штаны от Сеппалла натянул.

-Ладно, пойко, я пошел, - и Пупо с земами отвалил.

-Слушай, Папирус, - запуржил Чиж, - знаешь Лысого с золотыми зубами, который с кичи дня два назад вернулся. Он у меня ночью сегодня мокасины увел на флэте. Я просыпаюсь, а ботиночек то и нет. В тапочках домой пошел. Но самое прикольное: Лысый стал из двора выходить. Это на Рубинштейна было. Ему в подворотне палкой-колбасой хрясь по лысине. Сняли его ботинки, взяли мои мокасины, а самое главное: челюсть золотую изо рта вырвали. Угар!

Дружбаны порассказывали еще друг другу разных баек минут 10. Мимо прошел Виталик Циммер, известный в катальных кругах скупщик валюты (брал все, любую валюту по классному прайсу, даже югославские динары). Профланировали два начинающих молокососа-псевдоамериканца с Удельной, несколько знакомых пятирублевых баб-сосок из Севера. Дружбаны потерли и разошлись.

На Климате (на уличном подоконнике Дома Книги) сидели-грелись Салик с Манежного и два его дольщика-боксера: Петя Маленький (легкий вес) и Юра Епишкин (супертяж). Салику было всего четырнадцать. Он все знал и был под конкретным прикрытием.

-Витька, - сказал Салик, - тебя тут Сибиряк разыскивает. Ты в Кавказский не ходи. Он злой, черт.

-Спасибо, Салик, - ответил Витька, заулыбавшись, - пойду книжки почитаю. Папирус, встретимся в Неве через 2 часа. – И Витька растворился в угловом ходе Дома Книги.

-Папирус, сегодня в Енисей лучше подходи. Пиво завезли вчера бутылочное Рижское, и курочка гриль как всегда – пальчики оближешь. Брось ты этого Витьку. Он до добра не доведет. Не мусора, так свои почикают, - сказал Петя Маленький. Он работал гардеробщиком в пивбаре гостиницы Енисей по вечерам. Папирус всегда мог ему продать себе на пиво долларов 5-10 по 2,5 рубля за бакс, хотя Виталик Циммер брал по три с полтиной.

-Ладно, зайду, - ответил Папирус, но встретился с Витькой вечером в Неве.

Публики в ресторане был полный зал. Пришлось давать Сашке-халдею по трешке с носа только за вход без посадки. Ресторанная шваль уже нажралась водки, назаказывала цыплят табака и пошла танцевать под На недельку до второго я уеду в Комарово. Играл местный ВИА. Зал грохотал. Танцующие подпрыгивали, хлопали в ладоши над головой и орали во всю глотку: Я уеду в Комарово. Папирус с Витькой выследили импозантного пожилого армянина с почтенной полной дамой-блондинкой. Пара явно состояла из представителей советской торговли. На столе стоял запотевший графин водки и цыплята табака. Армянин заказал у музыкантов медленный танец Аэропорт, и пара пошла танцевать. Витька с Папирусом сели за освободившийся стол. Все надо было делать очень быстро. Жулики налили себе сразу по стакану водки и маханули, закусив соленым огурцом и маринованными грибами. Потом отломали каждый по ноге от цыплят и с полным ртом выскочили из-за стола. Надо было убраться, пока не заметили. Тут в зал вошел Сибиряк, с ним были Юрка-борец, Мэрин и еще один борец-аварец Сулейман.

-Салик все-таки заложил, - произнес Витька, увидев Сибиряка. – Я сматываюсь через кухню. Увидимся у Славика Рыбы.

-Вложил не Салик, а его горилла Епишкин. У них свой боксерский кодекс чести. Сибиряк ведь тоже боксер, - сказал Папирус почти в пустоту. Витька в страхе смотался.

Сибиряк подошел к Папирусу.

-Ну что, дружок Папирус. Где Виктор? – улыбаясь золотыми зубами, спросил Сибиряк. – Учти, я против тебя ничего не имею, но ты попал. Сейчас мы тебя будем рвать в клозете. Где мне найти этого козла?

-Сибиряк, я скажу. Знаешь Славика Рыбу с Восстания?

-Да, знаю. Я иногда оставлял ему кишки на табош.

-Витька почти каждую ночь к нему приходит. У него на хвосте мусора с квартирной кражей.

-Меня тоже интересует эта квартира. С ним были мои люди, и Витька их кинул. Ладно, живи, Папирус! Ищи себе нового дольщика. Я Витьку в любом случае везде достану и накажу, - Сибиряк сделал Папирусу саечку и слегка ударил правой в поддых. – Ты хорошо отделался.

Сибиряк не врал. Веселая Витькина песня заканчивалась. Не погуляют теперь дружбаны вместе с клавами, не поглумятся над лохами. Папирус покинул с облегчением ресторан. Он пошел пешком по ночному Невскому. Белые ночи были на излете. На Маяке стрельнул у тусовавшегося там Скинера 2 копейки и нашел неразбитый телефон-автомат.

-Славик, это Папирус. Я звоню с Маяка. У тебя скоро нарисуется Сибиряк. Он ищет Витьку и какие-то шмотки с какой-то квартиры. Витька знает. Я тут не причем. Пока.

Папирус путешествовал по времени, по странам, но границы советского государства были на замке. Многие хотели умотать в Америку, у кого-то получилось, кто-то умер, кто-то жив, кто-то в тюрьме. Мечтая о палисадниках американского рая, Папирус двигался к своему дому на Баскове переулке по улице Восстания. Прямо напротив СлаваРыбиной парадной на углу Озерного переулка и Восстания, где находился заросший тополями Зеленый сад, Папирус встретил Эдика Пермского с двумя здоровыми лысыми уголовниками. Один уголовник, что поздоровее, держал Эдика за плечо.

-Привет, Эдик, - сказал Папирус.

-Привет. Это он, - Эдик показал пальцем на Папируса, вырвался из цепких смертельных лап, сиганул через двухметровую ограду Зеленого садика и скрылся в кустах сирени среди тополей.

Уголовники схватили Папируса и потащили по тополиной аллее Озерного переулка в темную подворотню. В руке одного сверкнула финка.

-Где наши кишки?

-Какие кишки? Я ничего не знаю.

Из подворотни вышла бабулька с белой болонкой на прогулку.

-Отпустите мальчика, окоянные, - заверещала пожилая женщина.

На улице Радищева застонала сирена ментовского уазика, свет фар осветил группу из трех человек.

Утром Папирус покинул больничный вонизм. Он заменил двухнедельный больничный режим с грязным бельем, с перебинтованными алкашами на подписку о том, что он не имеет претензий к лечащему врачу, если на живой природе Папирус вдруг поставит кеты в угол. Он выбрал домашний режим: сидеть на кухне, пить чай с лимоном и кусать бутерброды. Но мать-маргинальная природа не хотела ни на секунду отпускать Папируса. Только Папирус вошел к себе в квартиру, как ему позвонили:

-Вас беспокоит оперуполномоченный Дзержинского РУВД старший лейтенант Вдовенко. Не могли бы вы прийти к нам сейчас для дачи показаний о вчерашнем инсценденте? Можете. Отлично. Через сколько? 15 минут. Хорошо. Комната 34, 3-й этаж.

Папируса ждали два мрачных районных опера в штатском.

-О, Папирус! Пришел, - сказал сипло, сурово старший лейтенант Вдовенко,- Помнишь меня? А где Карл Маркс?

-А меня, Папирус? – сначала сурово спросил, но вдруг вдогонку засмеялся младший лейтенант Ершов.

-Что-то не то! – подумал Папирус.

Он хорошо помнил одно похмельное январское утро. Папирус с Карлом Марксом пили пиво в ларе Пиво-Воды на углу Некрасова и Чехова рядом с Банями № 16. Пропустив по разбавленной водой кружечке Жигулевского за 22 коп, дружбаны вышли на улицу выкурить по беломорке. Мимо проходили два коротышки-мужика в облезлых нутриевых ложных шапках-ушанках: один - в черном овечьем тулупе (Вдовенко), другой – в искусственной коричневой шубе (Ершов), по виду – явно местные мусора. Коротышка в тулупе толкнул Карла Маркса, а тот, не узнав мента с похмелья, засандалил корня гражданину оперуполномоченному Вдовенко. Ст. лейтенант подскользнулся, попытался схватиться за мл.лейтенанта, не устоял, и они оба упали на лед. Карл Маркс с Папирусом лупили пузатых коротышек ногами, пока их не скрутили нагрянувшие из бывшего по соседству отделения менты. Дело замяли, но антагонизм между преступностью и законностью остался навсегда.

-Помню, гражданин следователь, - ответил Папирус.

-Хорошо, что зашел, - Ершов полез в тумбочку, достал початую поллитровку Андроповки и граненый стакан, - Опохмелимся?

-Мне сейчас запрещено. Боевые раны на черепушке. Бандитская пуля, так сказать.

-Убери бутылку, Ершов. Ну рассказывай, Папирус! – Вдовенко набычился. – Что за квартиру ты обнес со своими дружками.

-Да я этих уголовников первый раз вижу, - и Папирус рассказал всю историю нападения, опустив только наличие и подставу Эдика Пермского.

В конце сказок Папируса две минуты длилось напряженное молчание, и Папирус представил сколько ментов вылупилось за пару минут тишины.

-Ладно. Убедил, - Вдовенко достал из ящика стола листок желтой бумаги и обглоданную шариковую ручку за 35 копеек. – Пиши отказ от просьбы возбуждения уголовного дела.

-Претензий не имеешь, - сказал мл.лейтенант Ершов, - А все-таки, Папирус, сладко сказки рассказывал. Как это они тебя головой о тополь уделали? Что за жесткий тополь такой был?

Тополь был старым и давно гнилым. Он стоял вторым в аллее Озерного переулка от перевернутого основания буквы Т (улицы Восстания). В правом квадрате буквы раскинулся Зеленый сад: кусты сирени, детская площадка, древние тополя.

-Папирус – бумага 20-го века, - инфракрасный сканер изучал в лаборатории свиток желтой бумаги.

-Тополь – живое растение 20-го века, - ультрафиолетовый лазер ощупывал кусок мертвой древесины.

За двухметровым электронным микроскопом сидел белый киберчеловек. Он поднялся из-за прибора и подошел к окну. Он смотрел через стекло на проекцию Озерного переулка от улицы Восстания и Зеленый сад. Он с представляемой горечью любовался уличными тополями и сиренью, выполненными из прозрачного стекла. В Зеленом садике играли в машинки дети в противогазах. На скамейке сидела черная кибервоспитательница. По улице Восстания маршировал двойками пионерский отряд. Мальчик-девочка, девочка-мальчик, в касках и в противогазах. Правофланговым была классная учительница в специальном старческом скафандре. Рецепторы совершенного киберчеловека улавливали абсолютно все цвета, вкусы и запахи, только в совершенном мире нечего было улавливать. Диафрагма истинного существа Т-образностью захлопнулась. Из искусственного биоглаза белого киберчеловека скатилась одна натуральная соленая слеза, пронзившая все место в самое сердце.